Открыв глаза, смотрю на небо, сегодня оно кажется особенно грязным, серые тучи нависают, будто над самой землей закрывая солнце, наверное, скоро будет дождь. Долго прихожу в себя, пытаясь осознать, что случилось, за это время утро успевает окончательно наступить, часы, встроенные в броню показывают десять утра, когда вторая луна окончательно скрывается с небосклона. Когда все в сознании, наконец, успокаивается, я осознаю свое положение и пытаюсь подняться на ноги. Встать сразу не получается, подняв голову понимаю почему, оказывается меня завалило. Руками отбрасываю куски металла и тела тех, кто ехал со мной в грузовике. Мне повезло, а им нет, хотя это как посмотреть, теперь у них все хорошо, а я все еще здесь и должен выполнять боевую задачу. В наушнике крутится одна и та же запись.
«Оборона города прорвана, наши потери огромны, все кто меня еще слышит, прошу, отступайте к центру города, мы будем держать оборону в Белом Храме, пока не умрем».
Сколько он уже это повторяет? Сколько я провалялся без сознания? Как прошла эвакуация? Я не знаю ответов на эти вопросы, я простой солдат и должен подчиняться приказам. Выбираюсь из кювета, куда угодил грузовик, кажется, нас настигла ракета с тепловым наведением, попала в моторный отсек. Я и мои товарищи отступали последними, поддерживали эвакуацию пригорода, держали оборону до последнего, пока наши ряды не поредели настолько, что продолжать защищаться, не было никакого смысла. Некого было защищать, некому было обороняться. В том грузовике нас было дюжина, не считая водителя. А ведь изначально был целый батальон. Как так получилось, что выжил я один?
Иду по дороге из пригорода, здесь пустынно, лес выгорел полностью, куда ни глянь, одни угли, встречаются, правда, еще остатки наших войск. Огромный штурмовик лежит прямо у дороги, пилот не хотел падать на деревню, увел машину к лесу. Какой же он глупый, ведь мог бы выжить, деревня все равно сгорела дотла. Хотя может быть, это случилось после его падения. Чуть дальше стоят пустые грузовики, внутри почти полностью разложившиеся трупы, судя по отверстиям на кузове, следы от авиационного пулемета. Там меня впервые стошнило, хорошо хоть успел снять противогаз. Чем дальше иду, тем больше следов нашего разгрома. Остовы машин, разбитые танки, подбитые самолеты, вторая и третья линии обороны уже не существуют, от них почти ничего не осталось. Подходя к низине, где стоял город, замечаю расчищенную площадку. Здесь были болота, теперь их нет, они выжжены, дочиста, добела. До бывшего края леса утыканы колышками, на каждом колышке чей – то шлем, как правило, окровавленный и разбитый, но встречаются и целые. К каждому колышку прибит кусочек брони с надписью. По большей части – Безымянный солдат. Ах, точно, наши враги собирают воинские жетоны. Большая часть колышков сгорела, вместе с лесом, но этот маленький кусочек остался, враг не потревожил это кладбище. Я тоже не собираюсь здесь останавливаться и иду дальше, с холма открывается одновременно ужасный и великолепный вид. Чем ниже спускаешься, тем величественнее становится зарево. Теперь я понимаю, что так привлекает людей, которые хотят увидеть мир в огне.…
Густой черный дым, застилает тяжелое свинцовое небо кажущееся бесконечным. Зарево пожарищ, ярко полыхающих вокруг, зола, облепляющая глаза и хлопья сажи, падающие, словно черный снег, заставляющий тебя скрежетать зубами, мерзкий запах жженой плоти, бьющий в нос и трупы, множество тел лежащих на земле. Мертвые и умирающие лежащие вокруг, дотронешься до такого, попытаешься сдвинуть, как он вспыхнет ярким огнем, зашипит, словно мясо на сковородке и развалится на куски. Белый фосфор не щадит никого, как и напалм в обилии разлитый здесь. Обожженные кости с остатками зажаренной плоти лежат то тут, то там. Некоторые все еще горят, застыв в агонизирующих позах. Автострада превратилась в дорогу смерти, по обочинам дороги стоят еще горящие танки, превратившиеся в груду металлолома. Огромные башни боевых машин вырваны из корпусов внутренним взрывом и разбросаны по дороге. Асфальт превратился в мелкое крошево и стал гравием, в воронках плещется расплавленный битум. Среди этой разрухи гордо стоит обуглившаяся табличка с выгоревшими буквами. Добро пожаловать в город.
Эвакуация провалилась, потери - велики, наши старания были напрасны, все те, кто не успел уйти – погибли. Я вижу машины, на которых, мы отправляли беженцев, все они здесь, на дороге, кто – то постарался, что бы эти машины никуда не делись. Перед разрушенным мостом на боку лежит школьный автобус, кажется, что он просто перевернулся. Но не стоит обманываться, если войти в автобус, то вас наверняка стошнит. Снаряд из рельсовой пушки прошел насквозь, оставив две маленькие дырочки в бортах, но из-за перепада давления все внутри превратились в фарш, а поток раскаленного воздуха собрал их в кусок обгорелой плоти у одного из бортов, автобус перевернулся, поэтому это зрелище не доступно более никому. Остатки моста лежат в реке, некогда бурная и полноводная река сейчас обмелела, ту тут, то там я замечаю раздувшихся мертвецов. Наверно те, кто бежал по мосту, когда его накрыло ковровой бомбардировкой. Что бы перебраться на другую сторону, приходится искать брод. Теперь это не так уж и сложно. На другой стороне реки все еще хуже, от домов остались лишь коробки из стен с выбитыми дверями и окнами. В том месте, куда мы должны были эвакуировать жителей пригорода пусто. Только слой сажи на полу, кто-то поработал плазменной пушкой, от бедняг даже тел не осталось. Лишь в углу я смог найти обугленное тело женщины сжимающей в руках младенца. Там меня стошнило в последний раз. Я аккуратно перенес её тело в воронку и зарыл, не знаю, зачем я её похоронил. Наверно, что бы никто больше не увидел такого зрелища. Ну, никто кроме призраков. Верите ли вы в приведений? Думаю, нет, никто не верит, а зря. Город пал под их натиском, дома обратились в руины, храмы в пепелища, пустыри в места для казней. Люди думали, что их защитит армия, что волны атакующих разобьются о крепкие стены города, что в этот раз все обойдется. Ведь на своем веку город повидал многое, авось и в этот раз повезет.… Не повезло! Армия не сдержала врага, древние стены пали под натиском новейшего оружия, древняя история их не спасла.
Земля изрыта воронками, в которых скопилась дождевая вода вперемешку с человеческой кровью. Под слоем окровавленных останков не видно земли, здесь поработала кассетная бомба, разворотив, наверное, целую роту на марше. Ворон еще не видно, зато мухи уже облепили гниющую плоть. Смрад от разлагающихся тел проникает даже через противогаз. Среди тучи мух сложно двигаться, мерзкие жужжащие насекомые окружают со всех сторон пытаясь забраться под броню. Под ногами хлюпает гнилая плоть и белые личинки, становится скользко. В таких местах лучше не задерживаться без специального снаряжения. Его у меня нет, поэтому я стараюсь как можно быстрее уйти.
Дальше по дороге огромная воронка, около пятидесяти метров в диаметре и глубиной никак не меньше ста метров. На дне дыры лежит вагон метро, кажется, там есть кто-то живой. Но помочь беднягам не получиться без специального оборудования, а его нет. В любом случае они все умрут без медикаментов, так как в дыру хлещет вода из канализации, учитывая ту антисанитарию, что здесь творится, заражение крови им обеспечено. А ведь, кажется, на город сбрасывали бомбы с биологическим оружием. Да, были такие сообщения, о людях, попавших под удар, зараженных неизвестной инфекцией, эти бедняги буквально за часы становились уродами, постоянно исторгающими из чрева гной. Инфекция превращала их в заживо гниющие куски мяса, лишенные надежды на выживание из-за чрезвычайно быстрого инкубационного периода. Не уверен, что я хотел бы видеть этих бедняг. Меня и так мутит, но я должен дойти до центра, таков был последний приказ. Хорошо хоть больше не тянет блевать.
Чем ближе к центру, тем больше руин, по дорогам не пройти из-за разбитых машин, они все остались здесь, армейские грузовики и машины скорой помощи, тяжелые танки и машины гражданских, все здесь нашли свой последний приют. Вместе со своими пассажирами и экипажем они остались на дороге. Кого – то настигли высокоточные ракеты, кого – то завалило обломками зданий. Я не видел, как взорвался Шпиль, но прекрасно могу себе это представить, наверно после этого люди потеряли всякую надежду. Весьма вероятно, что сначала нестерпимо ярко сверкнуло, даже сквозь светофильтры невозможно было смотреть, кто-то ослеп сразу и навсегда, кто – то ненадолго, а потом начало греметь, стоял такой шум, будто все звери в мире подали голос одновременно, оглушив всех в радиусе нескольких километров. И башня, являющаяся символом мира, рухнула вниз, развалившись на тысячи частей, засыпав осколками все вокруг. Соседние улицы утонули в облаке пыли и осколков, не думаю, что кто-то выжил. Особенно те, кто был дезориентирован взрывом. Я уже видел трупы с кровавыми провалами вместо глаз и убитых, у которых кровь лилась из ушей. Чего я только не видел за последние несколько часов.
Страшно смотреть на дома, на их обгоревшие стены и выбитые окна, на расчищенные термобарическим взрывом дворы, где оплавился даже кирпич. Куда бы я ни пошел всюду смерть. Либо мои братья по оружию, либо жители города. Сожжены или убиты, разорваны в клочья или обескровлены, иссушены или обращены в гниль, люди ставшие трухой или пеплом. И совсем немного убитых при боевом столкновении. Хотя не сложно понять почему. Война это пляска смерти, тут нет места правилам или условностям. Нельзя думать, что враг будет подстраиваться под твою оборону, что бы сойтись с тобой в открытом бою. Честь, доблесть, храбрость? К чему все это? Ведь можно закидать врага бомбами и ракетами, использовать психическое, биологическое и геофизическое оружие, сломить его волю и подавить желание сражаться. Умирать за свою страну это глупость, заставить других умирать за свою страну, вот, что нужно делать настоящему воину. Благородное очарование войны было иллюзией, мы никак не могли этого принять, а они знали это с самого начала.
В здании вокзала пробита крыша и на платформах, откуда раньше отходили поезда, лежит боевой вертолет. Его подбили неуправляемой ракетой, попав в хвостовой винт, и неуправляемая машина свалилась прямо на армейский блокпост. Внутри огороженной территории все завалено гильзами, на самом вокзале наверно нельзя найти места, в которое не попала пуля. Но здесь, по крайней мере, можно пройти. Поднимаясь по лестнице, я вижу бойцов нашей армии, они бежали с поля боя и их расстреляли в спину. Почему то во мне нет ни каплю сочувствия. Только страх перед тем снайпером с игольчатой винтовкой, что всадил им в межпозвонковые диски по пятисантиметровой мономолекулярной игле. Как такое вообще возможно? Здесь нет удобных снайперских позиций, так как же он смог их убить? Я не нахожу ответа на этот вопрос.
Я заметил, что со мной творится что-то неладное. Чем ближе к центру, тем яснее я это ощущаю.
Я почти дошел. Центр превратился в руины, уже за километр видны разрушенные здания, опаленные, словно адским огнем, самые хрупкие не выдержали и развалились. Люди тоже не выдержали, превратившись в белые отпечатки на черных стенах. Пейзаж все больше напоминает кадры из космоса, хотя в космосе же нет обгоревших скелетов, не так ли? А здесь их полно, а еще люди, с которых полностью слезла кожа, ослепшие, оглохшие и заживо сваренные в боевых доспехах. Река здесь высохла, русло застелено мертвыми, здесь все, старики, дети, женщины и мужчины. Некоторые выглядят нормально, пока не присмотришься, тогда увидишь маленькую дырочку во лбу или затылке. У большинства раны куда серьезнее, разорванные животы с вывалившимися кишками, оторванные руки и ноги, прожженная до костей плоть. На уцелевших столбах и дорожных знаках висят повешенные, интересно кто их развесил здесь, на радость воронам? Стоп, что я говорю, ворон то нет, чем ближе к центру, тем меньше жизни, ни птиц, ни зверей, даже насекомых нет. Мистика, не иначе. Меня уже не воротит, пока я шел сюда, увидел достаточно.
Центр выглядит как врата ада, здания не уцелели, там, где раньше был Белый храм, теперь черная выжженная площадь. В центре площади стоит обугленная колонна, вокруг которой целая башня из черепов и костей, уложенных аккуратными рядами, Я точно помню, что в храме стояла колонна, вокруг которой всегда были свежие цветы, видимо черепа, и кости это такой способ поглумится. Перед памятником стоит стул, обычный офисный стул, на котором сидит генерал армии. Все бы ничего, но у него оторваны ноги, там, где должны быть икры, лишь кровавые лохмотья и куски кости. В руке мертвеца пистолет, наш достопочтимый генерал вышиб себе все мозги. Кажется, он уже немного подгнил, значит здесь он уже несколько дней. Его маячок передает сигнал к сбору, который я принял. Я выключаю передачу, если здесь никого нет, значит, я остался один. Они собрались здесь в надежде достойно умереть, прихватив с собой как можно больше врагов, дурачье. Кто сказал, что призраки будут ломиться сюда. Они просто обрушили на храм самое мощное оружие из тех, что у них было, разом решив все проблемы. Смешно.… Снимаю шлем, не смотря на визг дозиметра, и хохочу во весь голос, я проделал этот путь, только затем, что бы увидеть мертвеца? Доблестного генерала армии, у которого уже и армии нет. Выдергиваю у трупа изо рта сигарету, она еще целая, мертвому все равно ни к чему, а мне пригодится. Не знаю, зачем этот дурак засунул её себе в рот, мертвые не курят, а может он хотел стать призраком? Пытаюсь найти зажигалку, когда начинается дождь.
Дерьмово, мне не везет… Я один в этом месте, я утратил веру, я потерял все и даже не могу закурить. Но выход есть. О, даа, выход есть всегда. Я подношу к голове табельное оружие и нажимаю на спусковой крючок.
БАМ!
Оглушительный грохот на доли секунды, а потом ничего… кроме тихого смеха. Кто – то берет меня за плечо и поворачивает к себе. Кажется, я смотрю в кривое зеркало, где мое окровавленное и обезображенное лицо изменяется, становится серым, потом черным. Чувства исчезают, все, что раньше мучило меня, гнев, страх, трепет, все осталось там. На выжженной площади, где я выстрелил себе в висок. Теперь я другой….
Вот таким был тот день, день, когда я умер и стал одним из них. Стал призраком. Воином проклятого легиона.
